Сколько «стоит» незаконное уголовное преследование?

Согласно действующему законодательству вред, в том числе моральный, причиненный в результате уголовного преследования лицу, получившему право на реабилитацию, подлежит возмещению государством в полном объеме независимо от вины органов дознания, следствия, прокуратуры и суда (ч. 1 ст. 133 Уголовно-процессуального кодекса, ст. 1070 Гражданского кодекса). Размер компенсации морального вреда определяется непосредственно судом – в зависимости от характера физических и нравственных страданий, причиненных потерпевшему, при оценке которого учитываются фактические обстоятельства причинения вреда, а также индивидуальные особенности потерпевшего, и с учетом требований разумности и справедливости (ст. 1101 ГК РФ).

Таким образом, расчет размера компенсации морального вреда – непростая задача, так как суду приходится давать оценку физическим и нравственным страданиям, перенесенным лицом, в отношении которого велось уголовное преследование. На это обращает внимание в том числе ЕСПЧ, отмечая, что «не существует стандарта, позволяющего измерить в денежных средствах боль, физическое неудобство и нравственное страдание и тоску», в связи с чем особую важность имеет обоснование судами назначенных размеров компенсации (Постановление ЕСПЧ от 18 марта 2010 г. по делу «Максимов (Maksimov) против Российской Федерации»). Немотивированность решения в части определения суммы компенсации позволяет, по мнению ЕСПЧ, говорить о том, что суд не рассмотрел надлежащим образом требования заявителя и, следовательно, не мог действовать в соответствии с принципом адекватного и эффективного устранения нарушения.

Однако данная позиция воспринята не всеми российскими судами. Дела об оспаривании необоснованных сумм компенсации морального вреда, причиненного уголовным преследованием, периодически доходят до Верховного Суда Российской Федерации.

Размер компенсации: заявленный vs присужденный

Примером такого спора о размере компенсации морального вреда является дело гражданки И., недавно рассмотренное ВС РФ (Определение Судебной коллегии по гражданским делам ВС РФ от 2 февраля 2021 г. № 45-КГ20-25-К7).

22 января 2014 года в отношении И. было возбуждено уголовное дело о мошенничестве, 27 октября того же года она была задержана, 29 октября суд вынес решение об избрании в ее отношении меры пресечения в виде заключения под стражу, 19 ноября заключение под стражу было заменено на залог в размере 2 млн руб. 14 июля 2015 года И. было предъявлено обвинение в совершении преступления, предусмотренного ч. 4 ст. 159 Уголовного кодекса. Приговором районного суда от 26 декабря 2016 года, вступившим в силу 17 апреля 2017 года (дата вынесения определения суда апелляционной инстанции, оставившего приговор в силе), И. была оправдана в связи с непричастностью к совершению преступления (п. 2 ч. 2 ст. 302 УПК РФ) и признана лицом, имеющим право на реабилитацию.

В поданном на этом основании иске к Минфину России о взыскании компенсации морального вреда И. отмечала, что причиненный ей за почти 3,5 года (именно столько фактически длилось преследование: с 4 декабря 2013 по 19 апреля 2017 года) вред заключается в:

незаконном и необоснованном обвинении ее в совершении преступления;
оказании физического и психологического давления со стороны сотрудников правоохранительных органов, проведении неоднократных допросов, обыска, изъятия документов, госпитализации в стационар психиатрической больницы для проведения психиатрической экспертизы;
дискредитации в глазах коллег и клиентов;
подрыве здоровья в результате понесенных физических, моральных и нравственных страданий;
ненадлежащем оказании медицинской помощи в период содержания под стражей, повлекшем ухудшение состояния здоровья, оперативное вмешательство и удаление органа.

Заявленный в исковых требованиях И. размер компенсации – 3 млн руб. Суд первой инстанции признал ее право на возмещение морального вреда, но подчеркнул, что доказательств ненадлежащих условий содержания в СИЗО, наличия причинно-следственной связи между уголовным преследованием и ухудшением состояния здоровья И. не представлено, меры прокурорского реагирования по обращениям И. и ее защитника о нарушениях, допущенных при расследовании дела, не принимались, действия сотрудников органов дознания и следствия в судебном порядке не обжаловались. В связи с этим суд присудил И. компенсацию в размере 50 тыс. руб., посчитав ее соответствующей степени и характеру понесенных И. физических и нравственных страданий (Решение Ленинского районного суда г. Екатеринбурга Свердловской области от 24 июня 2019 г. по делу № 2-3257/2019). Суд апелляционной инстанции также признал указанную сумму достаточной, отметив, что при ее определении был учтен среди прочего факт избрания в отношении И. меры пресечения, связанной с лишением свободы, и суд кассационной инстанции с этим выводом согласился (Апелляционное определение Судебной коллегии по гражданским делам Свердловского областного суда от 31 октября 2019 г. по делу № 33-19017/2019, Определение Судебной коллегии по гражданским делам Седьмого кассационного суда общей юрисдикции от 11 июня 2020 г. по делу № 8Г-4029/2020).

Позиции судов по вопросам применения норм об ответственности за вред, причиненный незаконными действиями органов дознания, предварительного следствия, прокуратуры и суда, – в Энциклопедии судебной практики системы ГАРАНТ. Получите полный доступ на 3 дня бесплатно!

Однако ВС РФ посчитал, что решения нижестоящих судов не соответствуют нормам, регулирующим вопросы компенсации морального вреда, а также разъяснениям о порядке определения размера компенсации, содержащимся, в частности, в п. 8 Постановления Пленума ВС РФ от 20 декабря 1994 г. № 10 и п. 21 Постановления Пленума ВС РФ от 29 ноября 2011 г. № 17, и актам ЕСПЧ. Так, при расчете размера компенсации не учтены процессуальные особенности уголовного преследования, продолжавшегося 3,5 года, меры процессуального принуждения, которые отразились на семейной жизни И. и ее характеристике по месту работы. Не получил оценки и приведенный в исковом заявлении довод И. о том, что действия следователя по назначению ей судебно-психиатрической экспертизы в рамках расследования дела были впоследствии признаны судом незаконными. И наконец, суд первой инстанции вообще не исследовал обстоятельства, связанные с причиненным незаконным уголовным преследованием ущербом деловой репутации И., которая на момент предъявления обвинения в совершении мошенничества, а именно, хищения средств территориального фонда поддержки малого предпринимательства, работала директором туристического агентства.

В результате Судебная коллегия по гражданским делам ВС РФ, заключив, что вывод суда об определении размера взыскиваемой в пользу И. компенсации морального вреда не мотивирован, что не соответствует требованиями ст. 195 Гражданского процессуального кодекса о законности и обоснованности решения суда, а суды апелляционной и кассационной инстанций не устранили допущенные судом первой инстанции нарушения, отменила вынесенные последними акты и направила дело на новое рассмотрение в суд апелляционной инстанции.

Что может дать пересмотр дела?

Стоит отметить, что аналогичное решение ВС РФ вынес в прошлом году – по делу гражданки О., занимавшей должность заместителя главного врача по экономике в одной из городских больниц Воронежа, в отношении которой возбуждалось уголовное дело по ч. 1 ст. 285 УК РФ (злоупотребление должностными полномочиями), прекращенное впоследствии в связи с отсутствием состава преступления. Из 600 тыс. руб. денежной компенсации морального вреда, которые О. просила присудить, подавая соответствующий иск к Минфину России, в ее пользу было взыскано 20 тыс. руб. Суд первой инстанции посчитал достаточной именно такую сумму, указав, что при ее определении учитывались характеристика личности О., которая ранее не привлекалась к уголовной ответственности, ее состояние здоровья, в том числе доказанный факт того, что она была вынуждена обращаться за медицинской помощью чаще, чем в предшествующий привлечению к уголовной ответственности период, а также характер и объем нарушенных прав, в том числе тот факт, что ограничивающие свободу О. меры пресечения органами следствия не избирались (Решение Коминтерновского районного суда г. Воронежа Воронежской области от 27 июня 2019 г. по делу № 2-3146/2019). Данное решение устояло в апелляции и кассации (Апелляционное определение Судебной коллегии по гражданским делам Воронежского областного суда от 15 октября 2019 г. по делу № 33-6675/2019, Определение Судебной коллегии по гражданским делам Первого кассационного суда общей юрисдикции от 4 марта 2020 г. по делу № 8Г-2115/2020).

Судебная коллегия по гражданским делам ВС РФ между тем отметила, что при расчете суммы компенсации суд первой инстанции лишь сослался на общие принципы определения размера компенсации морального вреда, но не мотивировал свой вывод о том, почему сумма 20 тыс. руб. является достаточной для О., и какие конкретно обстоятельства дела повлияли на эту сумму, послужив основанием для значительного снижения заявленного О. размера компенсации. Суд не дал надлежащей оценки таким обстоятельствам, как общий срок предварительного расследования (который составил 16 месяцев), проведение следственных действий с участием О., ее длительное нахождение в статусе подозреваемой в совершении преступления средней тяжести, не учел индивидуальные особенности личности О., не дал оценку доводам об ухудшении состояния здоровья по причине нервного стресса от постоянного участия в следственных действиях. Кроме того, вообще не были исследованы обстоятельства, связанные с причинением незаконным уголовным преследованием ущерба деловой репутации О., которая после увольнения из больницы, где она занимала должность заместителя главврача, не смогла устроиться на работу ни в одно медицинское учреждение, несмотря на многолетний стаж работы в сфере здравоохранения и неоднократное награждение почетными грамотами разного уровня. Поскольку суды апелляционной и кассационной инстанции допущенные нарушения не устранили, коллегия ВС РФ отменила принятые ими судебные акты и направила дело на новое рассмотрение в суд апелляционной инстанции (Определение Судебной коллегии по гражданским делам ВС РФ от 29 сентября 2020 г. № 14-КГ20-7-К1).

Пересмотр дела состоялся – суд апелляционной инстанции, оценив все перечисленные ВС РФ обстоятельства, не исследованные при первом рассмотрении дела, присудил О. компенсацию морального вреда в размере 300 тыс. руб. – в два раза меньше заявленной ею суммы, но в 15 раз больше изначально определенного судом размера компенсации. Основывал свой вывод о чрезмерности компенсации в 600 тыс. руб. суд в том числе на факте неприменения в отношении О. мер пресечения, связанных с лишением или ограничением свободы (Апелляционное определение Судебной коллегии по гражданским делам Воронежского областного суда от 3 ноября 2020 г. по делу № 33-6339).

Таким образом, можно предположить, что пересмотр дела гражданки И. позволит и ей получить гораздо большую сумму компенсации, учитывая более продолжительный срок ее уголовного преследования и избрание в ее отношении более жестких мер пресечения.

Появятся ли в законе пороговые значения размера компенсации морального вреда?

Говоря о возникающих на практике сложностях с определением размера компенсации морального вреда за незаконное уголовное преследование, нельзя не упомянуть об инициативе по законодательному закреплению его минимального значения – в настоящее время на рассмотрении в Госдуме находится соответствующий законопроект. Предлагается установить (в новой ст. 1101.1 ГК РФ), что минимальный размер компенсации морального вреда в связи с незаконным уголовным преследованием не может быть ниже 1 тыс. руб. за каждый день преследования. Если же в отношении лица избиралась мера пресечения в виде подписки о невыезде, запрета определенных действий или домашнего ареста, минимальный размер компенсации согласно проекту должен быть не менее 5 тыс. руб. за каждый день применения меры пресечения. А в случае, когда лицо незаконно заключалось под стражу или к нему применялись меры медицинского характера или воспитательного воздействия, минимальный размер компенсации причиненного в связи с этим морального вреда не может быть менее 15 тыс. руб. за день.

Но дальнейшая судьба законопроекта пока непонятна. Во-первых, он не рассмотрен еще даже в первом чтении, хотя изначально планировалось включить его в примерную программу работу Госдумы на ноябрь 2020 года. Во-вторых, аналогичный законопроект, поступавший в нижнюю палату парламента в 2019 году, получил отрицательное заключение Правительства РФ и был возвращен авторам.

Образец жалобы на незаконные действия сотрудников следственных органов в порядке ст.124 УПК РФ

20.03.2019 было возбуждено уголовное дело № НОМЕР1 в отношении неустановленных лиц по признакам состава преступления, предусмотренного п. п. «а» и «б» ч. 2 ст. 172 УК РФ, которое в данный момент находится в производстве 11 отдела СЧ ГСУ ГУ МВД России по г. Москве.

22.05.2019 в период времени с 14:50 до 16:30 я был допрошен в качестве свидетеля , о чем был составлен Протокол допроса свидетеля.

22.05.2019 в период времени с 16:50 до 18:10 в моем присутствии была осмотрена и прослушана фонограмма моих телефонных переговоров , о чем был составлен Протокол осмотра и прослушивания фонограммы.

22.05.2019 в 20:50 я был задержан в качестве подозреваемого , что подтверждается Протоколом задержания подозреваемого.

22.05.2019 в период времени с 21:10 до 21:50 я был допрошен в качестве подозреваемого , что подтверждается Протоколом допроса обвиняемого.

22.05.2019 в 21:50 мне было предъявлено обвинение , что подтверждается Постановлением о привлечении в качестве обвиняемого.

22.05.2019 в неустановленное время я был допрошен в качестве обвиняемого , что подтверждается Протоколом допроса обвиняемого.

Считаю, что указанные следственные и процессуальные действия были проведены с существенными нарушениями, в совокупности фактически лишившими меня права на защиту.

Допрос в качестве свидетеля лишил меня права на защиту

Из указанных следственных и процессуальных действий следует, что изначально меня вызывали по повестке для допроса меня в качестве свидетеля. В соответствии с ч.1 ст.56 УПК РФ, свидетелем является лицо, которому могут быть известны какие-либо обстоятельства, имеющие значение для расследования и разрешения уголовного дела, и которое вызвано для дачи показаний. Указанная статья, регламентирующая основные права и обязанности свидетелей, расположена в гл.8 УПК РФ “Иные участники уголовного судопроизводства”. То есть законодатель подчеркивает, что свидетель в уголовном деле не относится ни к стороне обвинения, ни к стороне защиты, является незаинтересованным лицом и его права в уголовном судопроизводстве не затрагивается. Необходимо отметить, что свидетель несет уголовную ответственность за дачу заведомо ложных показаний по ст.307 УК РФ.

УПК РФ не предполагает, что свидетелю необходимо право на защиту и на квалифицированную юридическую помощь. Свидетель также не может отказаться от дачи показаний и пользоваться юридической помощью бесплатно.

Таким образом, правовой статус свидетеля коренным образом отличается от статуса подозреваемого и обвиняемого.

Изначально я допрашивался в качестве свидетеля под угрозой уголовной ответственности за дачу заведомо ложных показаний, причем право на защиту не было мне ни разъяснено, ни обеспечено. Так как мои слова были зафиксированы в протоколе, то в последующем я оказался фактически лишен права выбрать линию защиты. Все мои последующие показания, данные в качестве подозреваемого и обвиняемого, будут сравниваться с показаниями, данными в качестве свидетеля, без предварительной консультации с защитником.

Из вопросов, заданных мне следователем, ясно вытекала его изначальная убежденность в причастности меня к совершению преступления. Так, меня спрашивали о том, какое отношение я имею к ООО “НАЗВАНИЕ1”, ООО “НАЗВАНИЕ2”, ООО “НАЗВАНИЕ3”, ООО “НАЗВАНИЕ4”, ООО “НАЗВАНИЕ5”, ООО “НАЗВАНИЕ6”, ООО “НАЗВАНИЕ7”, ООО “НАЗВАНИЕ8”, ООО “НАЗВАНИЕ9”, ООО “НАЗВАНИЕ10”, и не являюсь ли я генеральным директором, учредителем, главным бухгалтером, либо представителем указанных организаций, не использовал ли я счета данных организация для обналичивания денежных средств клиентов и не имею ли я отношение к незаконной банковской деятельности. То есть под видом допроса свидетеля меня фактически допрашивали в качестве подозреваемого, поставив меня в ситуацию, когда я буду нести уголовную ответственность за дачу заведомо ложных показаний. Впоследствии, при допросе меня в качестве подозреваемого и обвиняемого, следователем задавались аналогичные вопросы.

Таким образом, первоначальный допрос в качестве свидетеля фактически лишил меня права на защиту.

Орган расследования изначально знал о том, что я причастен к совершению преступления, однако я находился в статусе свидетеля

22.05.2019 в здании СЧ ГСУ ГУ МВД по г. Москва был проведен не только допрос меня в качестве свидетеля, но и осмотр и прослушивание фонограммы моих телефонных переговоров. Фонограмма было получена путем проведения ОРМ “Прослушивание телефонных переговоров” по абонентскому номеру телефона ТЕЛЕФОН1 на период с 13.08.2018 по 11.09.2018.

При этом указанная фонограмма была получена с нарушением закона, так как в силу ст.8 Федерального закона “Об оперативно-розыскной деятельности” на прослушивание и запись моих телефонных переговоров не было получено разрешение суда ни перед проведением указанного мероприятия, ни после него.

Исходя из содержания указанной фонограммы, органы расследования изначально исходили из того, что я причастен к совершению преступления, однако при проведении осмотра и прослушивания фонограммы я все еще находился в статусе свидетеля и, соответственно, нес ответственность за дачу заведомо ложных показаний. И лишь после того, как все необходимые следствию сведения были получены без обеспечения мне права на защиту, меня задержали.

Мои показания, данные в качестве подозреваемого, были получены с нарушением закона

Находясь в здании СЧ ГСУ ГУ МВД по г. Москве, 22.05.2019 в 20:50 я был задержан, в то время как допрос меня в качестве подозреваемого был начат 21:10 и окончен 21:50. Из этого можно сделать вывод, что допрос состоялся через 20 минут после задержания.

В соответствии с положениями ч.4 ст.92 УПК РФ, подозреваемый должен быть допрошен в соответствии с требованиями части второй статьи 46, статей 189 и 190 УПК РФ. До начала допроса подозреваемому по его просьбе обеспечивается свидание с защитником наедине и конфиденциально. В случае необходимости производства процессуальных действий с участием подозреваемого продолжительность свидания свыше 2 часов может быть ограничена дознавателем, следователем с обязательным предварительным уведомлением об этом подозреваемого и его защитника. В любом случае продолжительность свидания не может быть менее 2 часов.

Все мои просьбы предоставить мне защитника для консультации перед допросом были проигнорированы. Более того, следователь при допросе меня в качестве подозреваемого задавал такие же вопросы, как и ранее при допросе меня в качестве свидетеля, чтобы в последующем сравнить показания.

В соответствии с ч.2 ст.16 УПК РФ, следователь разъясняет подозреваемому и обвиняемому их права и обеспечивают им возможность защищаться всеми не запрещенными УПК РФ способами и средствами.

Право на защиту было разъяснено мне лишь формально, путем дачи формы протокола допроса для ознакомления. Следователь не разъяснил мне, что я могу пользоваться помощью защитника бесплатно и могу отказаться давать ответы на его вопросы к отсутствие защитника.

Указанные положения распространяются и на допрос меня в качестве обвиняемого, проведенный в тот же день (22.05.2019).

Исходя из протокола допроса подозреваемого от 22.05.2019, в следственном действии участвовали только я и следователь — старший следователь 11 отдела СЧ ГСУ ГУ МВД по г. Москве капитан юстиции ФИО3.

После сведений о моей личности в не указаны никакие данные о том, кто являлся моим защитником — ни ФИО, ни сведений об удостоверении адвоката, ни о членстве в адвокатском образовании.

Указанное неизвестное лицо фактически в производстве допроса не участвовало, никакой юридической помощи при производстве допроса мне не оказывало. Более того, на участие именно этого защитника в производстве допроса мое согласие получено не было, о том, необходим ли мне защитник, меня никто не спрашивал.

Так как я находился в здании СЧ ГСУ ГУ МВД по г. Москве с 14:50, а допрос меня в качестве обвиняемого начался не ранее 21:50, то есть следственные и процессуальные действия производились в отношении меня уже более 5 часов практически без перерывов, я находился в утомленном состоянии, поэтому я фактически не мог понимать сущность прав, которые мне разъяснялись в ненадлежащей форме, в том числе и право на защиту.

В связи с этим я не мог отразить свои замечания в протоколе допроса обвиняемого.

В соответствии с п.3 ч.3 ст.166 УПК РФ, в протоколе следственного действия должны быть указаны, в том числе, фамилия, имя и отчество каждого лица, участвовавшего в следственном действии, а в необходимых случаях его адрес и другие данные о его личности.

Однако, несмотря на отсутствие сведений о личности защитника и его статусе, в конце протокола допроса обвиняемого его подпись присутствует. Установить данные о личности указанного лица из его подписи не представляется возможным.

Считаю, что отсутствие сведений о личности защитника отсутствует не из-за невнимательного отношения следователя к заполнению протокола допроса обвиняемого, а из стремления скрыть тот факт, что при производстве допроса указанное лицо не присутствовало, мое согласие на проведение допроса с участием именного этого защитника следователь не получил.

Так как допрос меня в качестве подозреваемого проводился с серьезными нарушениями, протокол допроса является недопустимым доказательством.

Хочу отметить и то, что протоколы допроса меня в качестве свидетеля, подозреваемого и обвиняемого полностью идентичны. Это говорит о том, что они были изготовлены методом машинного копирования и не отражают тех ответов, которые я давал на заданные мне вопросы.

В соответствии с ч.1 и п.3 ч.2 ст.75 УПК РФ, доказательства, полученные с нарушением требований УПК РФ, являются недопустимыми. Недопустимые доказательства не имеют юридической силы и не могут быть положены в основу обвинения, а также использоваться для доказывания любого из обстоятельств, предусмотренных ст.73 УПК РФ. Список доказательств, которые могут быть признаны недопустимыми, а также причины их признания таковыми, не является исчерпывающими. Поэтому недопустимыми являются все доказательства, полученные с нарушениями положений УПК РФ, в том числе и в случае, когда производство следственного действия в ночное время было незаконным, и протокол этого следственного действия не содержит сведений, необходимых в силу прямого указания закона.

Поэтому допроса обвиняемого от 22.05.2019 является недопустимым доказательством.

В соответствии с ч.ч.1,2 ст.124 УПК РФ, прокурор, руководитель следственного органа рассматривает жалобу в течение 3 суток со дня ее получения. В исключительных случаях, когда для проверки жалобы необходимо истребовать дополнительные материалы либо принять иные меры, допускается рассмотрение жалобы в срок до 10 суток, о чем извещается заявитель.

По результатам рассмотрения жалобы прокурор, руководитель следственного органа выносит постановление о полном или частичном удовлетворении жалобы либо об отказе в ее удовлетворении.

На основании вышеизложенного, и руководствуясь ч.4 ст.7, ч.ч.1,2 ст.124, ст.166 УПК РФ,

Прокурор разъясняет — Прокуратура Рязанской области

Кандидата на должность рабочего в образовательное учреждение, в отношении которого прекращено уголовное преследование по нереабилитирующему основанию, можно принять при наличии у него решения комиссии по делам несовершеннолетних и защите их прав.

Согласно абз. 7 ч. 1 ст. 65 Трудового кодекса РФ, если иное не установлено ТК РФ, другими федеральными законами, при заключении трудового договора лицо, поступающее на работу, предъявляет работодателю справку о наличии (отсутствии) судимости и (или) факта уголовного преследования либо о прекращении уголовного преследования по реабилитирующим основаниям, выданную в порядке и по форме, которые устанавливаются федеральным органом исполнительной власти, осуществляющим функции по выработке и реализации государственной политики и нормативно-правовому регулированию в сфере внутренних дел, — при поступлении на работу, связанную с деятельностью, к осуществлению которой в соответствии с ТК РФ, иным федеральным законом не допускаются лица, имеющие или имевшие судимость, подвергающиеся или подвергавшиеся уголовному преследованию.

В ответе Роструда на вопрос, опубликованный в Докладе с руководством по соблюдению обязательных требований, дающих разъяснение, какое поведение является правомерным, а также разъяснение новых требований нормативных правовых актов за II квартал 2018 года, говорится о том, что любое лицо, поступающее на работу в образовательное учреждение, обязано представить работодателю справку об отсутствии судимости.

В соответствии с ч. 1 ст. 351.1 ТК РФ к трудовой деятельности в сфере образования, воспитания, развития несовершеннолетних, организации их отдыха и оздоровления, медицинского обеспечения, социальной защиты и социального обслуживания, в сфере детско-юношеского спорта, культуры и искусства с участием несовершеннолетних не допускаются лица, имеющие или имевшие судимость, а равно и подвергавшиеся уголовному преследованию (за исключением лиц, уголовное преследование в отношении которых прекращено по реабилитирующим основаниям) за преступления, указанные в абз. 3 и 4 ч. 2 ст. 331 ТК РФ, за исключением случаев, предусмотренных ч. 3 ст. 351.1 ТК РФ.

Статья 119 Уголовного кодекса РФ относится к преступлениям против жизни и здоровья граждан.

Статья 25 Уголовно-процессуального кодекса РФ подразумевает прекращение уголовного дела в связи с примирением сторон на основании заявления потерпевшего или его законного представителя прекратить уголовное дело в отношении лица, подозреваемого или обвиняемого в совершении преступления небольшой или средней тяжести, в случаях, предусмотренных ст. 76 УК РФ, если это лицо примирилось с потерпевшим и загладило причиненный ему вред.

Прекращение уголовного дела в связи с примирением сторон (ст. 25 УПК РФ), за исключением преступлений по уголовным делам частного обвинения, является прекращением дела по нереабилитирующим основаниям согласно п. 2.12 Положения о едином порядке регистрации уголовных дел и учета преступлений, утвержденного Приказом Генпрокуратуры России N 39, МВД России N 1070, МЧС России N 1021, Минюста России N 253, ФСБ России N 780, Минэкономразвития России N 353, ФСКН России N 399 от 29.12.2005 «О едином учете преступлений», а из ч. 2 ст. 20 УПК РФ следует, что дела, возбужденные по ст. 119 УК РФ, в их число не входят.

Частью 3 ст. 331 ТК РФ установлено, что лица, уголовное преследование в отношении которых по обвинению в совершении этих преступлений прекращено по нереабилитирующим основаниям, могут быть допущены к педагогической деятельности при наличии решения комиссии по делам несовершеннолетних и защите их прав, созданной высшим исполнительным органом государственной власти субъекта Российской Федерации, о допуске их к педагогической деятельности.

Такое решение принимается комиссией в соответствии с Правилами принятия комиссией по делам несовершеннолетних и защите их прав, созданной высшим исполнительным органом государственной власти субъекта Российской Федерации и осуществляющей деятельность на территории соответствующего субъекта Российской Федерации, решения о допуске или недопуске лиц, имевших судимость, к педагогической деятельности, к предпринимательской деятельности и (или) трудовой деятельности в сфере образования, воспитания, развития несовершеннолетних, организации их отдыха и оздоровления, медицинского обеспечения, социальной защиты и социального обслуживания, в сфере детско-юношеского спорта, культуры и искусства с участием несовершеннолетних, а также формой этого решения, утвержденными Постановлением Правительства РФ от 05.08.2015 N 796.

Соответственно, дополнительным документом, предъявляемым кандидатами на должность рабочего в образовательном учреждении, должно быть решение комиссии по делам несовершеннолетних.

Вконтакте
LiveJournal
Facebook
Twitter

Прокуратура
Рязанской области

Прокуратура Рязанской области

5 августа 2020, 16:12

Имеет ли право образовательное учреждение принять на работу сотрудника в случае представления им справки о возбуждении в отношении его уголовного дела по ч. 1 ст. 119 УК РФ, прекращенного по решению мирового судьи по нереабилитирующим основаниям ст. 25 УПК РФ?

Статья 119 Уголовного кодекса РФ относится к преступлениям против жизни и здоровья граждан.

Проблемы квалификации сокрытия преступления от учета должностными лицами органов внутренних дел

Андреев, К. В. Проблемы квалификации сокрытия преступления от учета должностными лицами органов внутренних дел / К. В. Андреев. — Текст : непосредственный // Молодой ученый. — 2017. — № 49 (183). — С. 223-225. — URL: https://moluch.ru/archive/183/47153/ (дата обращения: 20.12.2021).

Сложно переоценить опасность должностной преступности. Общественная опасность этих преступлений состоит в том, что в результате их совершения серьезно нарушается нормальная, регламентированная соответствующими правовыми актами деятельность государственных органов, органов местного самоуправления, государственных и муниципальных учреждений, Вооруженных Сил Российской Федерации, других войск и воинских формирований страны, ущемляются права и законные интересы граждан или организаций, а в целом — интересы общества и государства.

При этом должностная преступность характеризуется высокой латентностью. Ежегодно в России регистрируется около 22–25 тыс. этих преступлений, что составляет всего 0,8 % от общего объема преступности в стране.

Общественная опасность преступлений, совершаемых сотрудниками полиции в ходе проверок сообщений о преступлениях, выливается в попрание одного из важнейших прав человека и гражданина, закрепленных в Конституции России — права на правосудие. Такие преступления ведут к необоснованному уголовному преследованию граждан, а также к сокрытию реально совершенных преступлений.

Подавляющее число нарушений закона, совершаемых должностными лицами органов внутренних дел в ходе проверок сообщений о преступлениях, связано с сокрытием преступлений от учета.

Так, согласно данным сводного отчета Генеральной прокуратуры Российской Федерации формы НСиД за 2016 год, органами прокуратуры в 2016 году отменено 2 400 214 постановлений об отказе в возбуждении уголовного дела, вынесенных следственными органами и органами дознания МВД России. При этом, после отмены органами прокуратуры данных постановлений, возбуждено 181 405 уголовных дел. Вместе с тем, в 2016 году подразделениями МВД всего возбуждено 1 848 129 уголовных дел. Таким образом, 9,8 % всех возбужденных в 2016 году подразделениями МВД России уголовных дел возбуждены только после отмены органами прокуратуры незаконных и необоснованных постановлений об отказе в их возбуждении.

Очевидно, что как в российском научном сообществе, так и у работников прокуратуры достаточно остро стоит вопрос о многочисленности нарушений законов, совершаемых должностными лицами органов внутренних дел. Так, Варыгин А. Н. в статье «Нарушения законности в деятельности органов внутренних дел» утверждает, что самыми распространенными видами нарушения законности, допускаемыми работниками органов внутренних дел, являются нарушения норм уголовно-процессуального законодательства. Такие нарушения заключаются прежде всего в необоснованных отказах в возбуждении уголовных дел [1].

По словам Меретукова А.А, обеспечение законности и обоснованности решений об отказе в возбуждении уголовного дела, является одним из приоритетных направлений деятельности как системы МВД РФ, так и Прокуратуры РФ. Невозбуждение или несвоевременное возбуждение уголовного дела, как правило, приводит к сокрытию преступлений, к утрате доказательств, без которых осложняется или становится невозможным установление истины по делу, также к несвоевременному принятию мер по розыску лиц, совершивших преступление [2].

Между тем, несмотря на распространенный характер указанных нарушений и высокий показатель их выявления силами прокуратуры, возникают большие трудности с привлечением должностных лиц к серьезной ответственности, тем более — к уголовной. Как правило, последствия выявления факта укрытия преступления от учета выливаются лишь в привлечение должностного лица к дисциплинарной ответственности. Однако, в каждом случае, когда умышленное сокрытие преступления конкретным сотрудником полиции доказано, необходимо ставить вопрос о привлечении его к уголовной ответственности.

Вместе с тем, практика возбуждения в отношении сотрудников полиции уголовных дел о преступлениях, связанных с укрытием преступлений от учета, неоднородна. Это связано прежде всего с тем, что в действующей редакции Уголовного кодекса Российской Федерации не имеется самостоятельного, обособленного состава умышленного укрытия преступления от учета.

Практика возбуждения уголовных дел в отношении должностных лиц правоохранительных органов в связи с сокрытием последними преступлений от учета различна. Как правило, уголовные дела возбуждаются по признакам преступлений, предусмотренных ч. 1 ст. 285, ч. 1 ст. 286, ч. 1 ст. 292 УК РФ. Отсутствие единой правоприменительной практики объясняется, прежде всего, тем, что указанные составы преступлений не могут в полной мере отражать сущность должностного преступления, связанного с сокрытием преступления от учета [3].

Существует несколько ключевых проблем при доказывании преступного злоупотребления или превышения должностным лицом своих полномочий путем укрытия преступления от учета.

Возникают проблемы при доказывании мотива преступного действия, который является обязательной частью состава преступления, предусмотренного ст. ст. 285, 286, 292 УК РФ.

Согласно действующему законодательству, указанные преступления должны быть совершены исходя из корыстной или иной личной заинтересованности.

Под корыстной заинтересованностью понимается стремление должностного лица путем совершения неправомерных действий получить для себя или других лиц выгоду имущественного характера, не связанную с незаконным безвозмездным обращением имущества в свою пользу или пользу других лиц. Под иной личной заинтересованностью понимается стремление должностного лица извлечь выгоду неимущественного характера, обусловленное такими побуждениями, как карьеризм, семейственность, желание приукрасить действительное положение, получить взаимную услугу, заручиться поддержкой в решении какого-либо вопроса, скрыть свою некомпетентность и т. д.

При подтверждении корыстной заинтересованности как мотива укрытия преступления от учета каких-либо препятствий к возбуждению уголовного дела в отношении должностного лица, как правило, не возникает. В таких случаях надлежит устанавливать также источник корыстной заинтересованности, которым часто является взятка.

Так, Всеволожским городским судом Ленинградской области оперуполномоченный уголовного розыска С. осужден по ч. 1 ст. 285 и ч. 2 ст. 290 УК РФ за то, что, выявив факт совершения Я. преступления — незаконного приобретения и хранения наркотических средств, мер к регистрации выявленного преступления не принял, материал уничтожил, за что получил от Я. 2000 рублей [4].

По мнению Любавиной М. А., корыстная заинтересованность может в том числе проявляться и в желании получить премию по итогам службы. При этом, желание «выслужиться» перед начальством является уже иной личной заинтересованностью. Корыстная и иная личная заинтересованность тесно связаны, в силу чего стремление к служебным успехам как мотив может являться и корыстной, и личной заинтересованность [5].

Вместе с тем, по мнению автора исследования, данный подход имеет свои недостатки.

Следует учитывать, что перспектива получения премии от высоких показателей по службе ничем не гарантирована, и, точно, при отсутствии преступного умысла руководителя подразделения МВД, не может быть выдана за укрытие конкретного преступления. Кроме того, поощрения по службе могут иметь и нематериальный оттенок, как, например, грамота или благодарность. А для подтверждения корыстного мотива доказыванию подлежат изменение именно материального положения должностного лица после совершения преступления, а также причинно-следственная связь между ними. Совершая укрытие преступление от учета, должностное лицо не может точно предугадать конкретные последствия своего деяния, оно лишь направлено на выраженное в какой-либо форме благоприятное отношение руководства.

Таким образом, при укрытии преступления от учета в связи со стремлением повышения показателей по службе, имеет место неконкретизированный мотив. Фактическое наступление благоприятных последствий для должностного лица не является обязательным признаком вышеописанного состава, так как иначе при их отсутствии при направлении уголовного дела в суд невозможно было бы решить вопрос о корыстной или личной заинтересованности.

Ввиду изложенного, по мнению автора диссертационного исследования, любой мотив должностного лица, связанный с какими-либо служебными преференциями, следует увязывать с иной личной заинтересованностью.

Следующей проблемой при квалификации укрытия преступления от учета по ст. ст. 285, 286 УК РФ является установление существенного нарушения прав и законных интересов граждан или организаций либо охраняемых законом интересов общества или государства

Пункт 9 постановления пленума Верховного Суда СССР от 30.03.1990 N 4 «О судебной практике по делам о злоупотреблении властью или служебным положением, превышении власти или служебных полномочий, халатности и должностном подлоге» гласил, что судам при рассмотрении дел указанных категорий надлежит выяснять и указывать в приговоре характер причиненного вреда, а также наличие причинной связи между ним и действиями (бездействием) подсудимого. Судам необходимо иметь в виду, что вред может выражаться в причинении не только материального, но и иного вреда: в нарушении конституционных прав и свобод граждан, подрыве авторитета органов власти, государственных и общественных организаций, создании помех и сбоев в их работе, нарушении общественного порядка, сокрытии крупных хищений, других тяжких преступлений и т. п. [6]

При решении вопроса о том, является ли причиненный вред существенным, необходимо учитывать степень отрицательного влияния противоправного деяния на нормальную работу предприятия, организации, учреждения, характер и размер понесенного ими материального ущерба, число потерпевших граждан, тяжесть причиненного им морального, физического или имущественного вреда и т. п.

Несмотря на то, что вышеназванное постановление пленума Верховного Суда признано недействующим в связи с вступлением в силу постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 16 октября 2009 г. N 19 г. Москва «О судебной практике по делам о злоупотреблении должностными полномочиями и о превышении должностных полномочий», новое постановление не дает новой трактовки «существенному нарушению прав и законных интересов».

По нашему мнению, при квалификации преступных действий должностных лиц, связанных с укрытием преступлений от учета, по ст. ст. 285, 286 УК РФ, существенным вредом от данной деятельности будет прежде всего являться нарушение гарантированного ст.52 Конституции Российской Федерации права потерпевшего на доступ к правосудию.

Последней проблемой в привлечении должностных лиц органов внутренних дел к уголовной ответственности является разграничение преступного действия от должностного проступка.

Поскольку речь идет о действиях, сопряженных с сокрытием преступлений от учета, то может возникнуть вопрос, подлежит ли ответственности должностное лицо в случае, когда факт совершения преступления неочевиден. Каждое сообщение о преступлении должно быть принято, рассмотрено и разрешено в установленном порядке. Поэтому позиция должностного лица, которая заключается в том, что в сообщении не усматривались признаки преступления, в связи с чем было отказано в его приеме и регистрации, не оправдывает его бездействие при регистрации сообщения о преступлении и его проверке.

Вместе с тем такое бездействие должностного лица может свидетельствовать о допущении им должностного проступка, но не уголовно наказуемого деяния, поскольку в этом случае должностное лицо может не осознавать, что его бездействие приведет к существенному нарушению прав и законных интересов граждан или организаций либо к существенному нарушению охраняемых законом интересов общества или государства [7].

Таким образом, уголовно-наказуемым является только сокрытие преступления, событие которого очевидно.

Дело даром не пройдет. Верховный суд объяснил, как считать компенсацию за незаконное уголовное преследование

Сколько должно заплатить государство за незаконное уголовное преследование, растянувшееся на несколько лет? Именно такой вопрос встал перед местными судами по делу свердловской бизнесвумен, которую сначала обвинили в мошенничестве, а потом, когда стали разбираться, все обвинения не подтвердились.

После всех мытарств бывшая фигурантка уголовного дела посчитала, что казна должна ей заплатить три миллиона рублей компенсации. Но местные суды посчитали сумму завышенной и решили, что предпринимательнице хватит 50 000 рублей. Точку в споре поставил Верховный суд.

Все началось с того, что шесть лет назад полицейские возбудили против бизнес-леди уголовное дело. Статья — покушение на мошенничество. Десять месяцев шло следствие, после чего даму задержали и по просьбе следователя отправили в камеру. В СИЗО предпринимательница отсидела ровно месяц. Затем ее отпустили под залог. Когда расследование завершилось, дело отправили в Октябрьский районный суд Екатеринбурга. Тот его рассмотрел спустя два года после начала расследования. В итоге суд признал женщину невиновной по всем обвинениям и вынес оправдательный приговор. Апелляция с таким вердиктом согласилась полностью.

Придя в себя, гражданка подала иск к министерству финансов, в котором потребовала компенсацию за незаконное уголовное преследование. В иске она написала, что ее дело, от возбуждения и до оправдательного приговора, заняло три года ее жизни.

Еще написала, что от плохих условий содержания в СИЗО у нее начались проблемы со здоровьем, в итоге ей пришлось делать операцию. Поэтому она просила взыскать в ее пользу три миллиона рублей. Представитель ответчика с суммой был не согласен. По его мнению, «сумма необоснованно завышена». То же самое посчитала и прокуратура области. По подсчетам надзорного ведомства, 30 000 рублей вполне хватит.

По мнению гражданки, само уголовное дело против нее, уже фактом своего наличия подтверждает ее тяжелые нравственные страдания и переживания

Причем районный суд решил, что платить казна должна только за время ареста женщины и ее нахождения в СИЗО. Когда дама видела «небо в клеточку», она точно «претерпевала ограничения и испытывала нравственные страдания». Суд не поверил гражданке, что после ареста у нее начались проблемы со здоровьем, поскольку она это не доказала. В решении так и записано: не доказана связь между арестом и ухудшением здоровья. А о назначении судебной медицинской экспертизы истица не заявляла.

В итоге райсуд удовлетворил иск частично, оценив страдания бизнес-леди всего в 50 000 рублей. После подтверждения правильности такого решения апелляцией, предпринимательница пошла жаловаться выше и дальше — в Верховный суд РФ.

По мнению гражданки, само уголовное дело против нее — женщины законопослушной — уже фактом своего наличия подтверждает ее тяжелые нравственные страдания и переживания. Поэтому ей не нужно представлять еще какие-то документы, например, справку о нетрудоспособности или чеки о покупке лекарств.

В Верховном суде представитель полицейского следствия утверждал, что причинно-следственной связи между незаконным уголовным преследованием и хирургической операцией не видно. Такую связь должна подтверждать экспертиза, а суд такими знаниями не владеет.

Эксперты давно говорят, что на сегодняшний день четких критериев сумм за лишение свободы на время расследования, которое потом ни к чему не приводит, нет. По этому поводу было даже постановление Пленума Верховного суда РФ (от 29 ноября 2011 года № 17). В нем четко сказано — судам на местах обязательно надо учитывать «степень и характер физических и нравственных страданий».

Нашу предпринимательницу оправдали по обвинению в совершении тяжкого преступления. Уголовное преследование ее действительно заняло срок больше трех лет, месяц из которых женщина провела под стражей.

По аналогичному иску Верховный суд не счел необходимым доказывать медицинскими справками, что в камере изолятора у человека начались проблемы со здоровьем. По аналогичной ситуации с оправданием после сидения в камере, Верховный суд уже разъяснял, что в таких случаях физические страдания — это общеизвестный факт, который не требует доказывания.

Суд уже разъяснял, что физические страдания — это известный факт. Он не требует доказывания

В итоге Верховный суд с решениями коллег местных судебных инстанций не согласился. Он все судебные решения апелляции и кассации отменил, дело распорядился направить на новое рассмотрение в Свердловский областной суд.

Текст: Наталья Козлова
Российская газета — Федеральный выпуск № 119(8470)

Незаконное уголовное преследование сотрудниками ОМВД